ПЛАЦЕБО 2

Tuesday, July 3rd, 2007

Д-р Борис Балъсон

(Продолжение)

В предыдущей статье мы говорили о сенсации, вызванной исследованием датских учёных, которые попытались взять под сомнение существование эффекта плацебо, или пустой таблетки, – эффекта, используемого учёными во всех научных работах и наблюдаемого клиницистами в повседневной практике.

“Что вы там, товарищи учёные, доценты с кандидатами, совсем запутались в игреках и нолях? – спросит читатель, не искушённый в современной медицинской политике. – Есть у плацебо эффект, нет его – так ли уж важно? Отчего буря в стакане воды?” На самом деле почти на подсознательно-фрейдистском уровне дебаты идут не столько о плацебо-эффекте, сколько о столкновении двух принципиальных подходов.

Что есть медицина? Точная наука, подвластная математическому алгоритмированию и тщательному анализу, в которой пациент выступает абстрактным объектом применения научно разработанных методов лечения? Или же медицина ближе к искусству, основанному на эмпирическом подходе и врачебном опыте, где каждый больной – это совершенно особый мир, всегда отличный от других, к которому алгоритмы далеко не всегда применимы? Спор этот давний и ведётся, наверное, столько, сколько существует современная медицина. И с течением времени пропасть между этими позициями не только не уменьшается, но, наоборот, постоянно растёт.

Не секрет, что современная американская официальная медицина полностью зиждется на первом подходе: медицина рассматривается как практическое применение академической науки, и любые вольности и отклонения от принятого алгоритма или, скажем, официальной линии не только недопустимы, но даже наказуемы. Индивидуальность больного если и не игнорируется совсем, то, бесспорно, сведена к минимуму, и даже детали контакта врача с больным строго регламентированы и определены. Где же здесь место для плацебо-эффекта, утверждающего возможности сугубо индивидуального реагирования на болезнетворные факторы, акцентирующего внимание на индивидуальных, психосоматических аспектах течения болезни? Не потому ли официальная американская медицина с таким восторгом восприняла это одиночное исследование датчан?

Проведя треть своей жизни в традиционной и весьма преуспевающей американской медицине, я не могу не видеть огромного достоинства алгоритмизированного подхода. Он, безусловно, является мощным барьером на пути возможных медицинских ошибок. Нивелируя терапевтический потенциал, он в то же время гарантирует больному определённый стандарт медицинской помощи. Более того, этот стандарт помощи гарантирован абсолютно везде в Америке – независимо, живёт ли больной в Бостоне или в маленьком городке в Айдахо.

Помните, смертельно раненного президента Кеннеди не отправили самолётом в Вашингтон, а отвезли в первую попавшуюся на пути больницу в Далласе, где ему сделали всё то же, что сделали бы и в академическом вашингтонском центре, и не вина местных врачей, что ранение оказалось слишком тяжёлым.

Стандартно алгоритмизированный подход ценен и тем, что резко уменьшает и количество, и потенциальную роль откровенно малоквалифицированных врачей. Люди старшего поколения помнят, какие чудовищные ошибки часто совершались врачами в Советском Союзе. Здесь их, безусловно, неизмеримо меньше, хотя ошибки случаются и здесь и, кстати говоря, абсолютно устранены быть не могут.

И, вместе с тем, стандартизация медицины несёт с собой множество проблем и имеет немало недостатков. Она почти полностью лишает врача творческого элемента в работе и откровенно усредняет уровень врачебной квалификации. Да, в Америке крайне редко можно встретить откровенных халтурщиков от медицины, которыми пестрела медицинская среда в Советском Союзе, но ведь и блистательных клиницистов здесь найти крайне сложно. И это понятно. Экстраординарный талант как правило отступает от нормы, а в американской медицине это не только не поощряется, но и абсолютно запрещено. Ещё более важно то, что, к сожалению, за алгоритмом часто теряется сам больной, превращающийся в стандартно-механический конечный объект тысячу раз выверенной и обычно правильной математической формулы. Его мир, особенности его реагирования на механизм заболевания, психодинамика, защитные механизмы часто почти не замечаются, а нередко откровенно игнорируются.

Уже цитируемый мной Эллен Гудман, отвергающий плацебо-эффект, в “The Boston Globe” категорически заявляет: “В конечном итоге главная задача врача – сказать больному правду и только правду”.

А я вот, грешным делом, думал, что главная задача врача – помочь больному. Помнится, ещё Гиппократ говорил, что очень редко врач может полностью излечить больного, часто – подлечить и облегчить его страдания, но всегда обязан ему помочь. А каким путём – скальпелем ли, таблеткой, словом или даже плацебо-эффектом – это, по-моему, уже вторично.

Однако слово, внушение, плацебо-эффект в традиционной американской медицине – понятия малоприемлемые, поскольку абсолютно не вмещаются в прокрустово ложе стандартных математических разработок и статистических уравнений. Даже столь близкие к духовной сфере пациента врачи, как психиатры, всё больше уповают на силу прописываемого лекарства и всё меньше – на силу слова и убеждения. “Я уже давно психофармаколог, а не психиатр” -говорит мне приятель, кстати, отличный доктор-психиатр.

А больные прекрасно чувствуют эту тенденцию. И, увы, часто пытаются бежать от традиционной системы, ощущая себя винтиками компьютерного механизма, а не страждущими пациентами. Не секрет, что в прошлом году более 50 миллионов американцев, то есть четверть населения страны, были пациентами различных представителей альтернативной медицины и использовали самые разные нетрадиционные методы лечения. Среди них апробированные веками, зарекомендовавшие себя терапевтические методы и откровенное шарлатанство. Альтернативное лечение предлагают реально помогающие профессионалы и откровенные мошенники, наживающие деньги на страданиях людей.

Об альтернативных методах медицины и взгляде на них со стороны представителей традиционной медицины мы поговорим в следующей статье.