ПРАВДУ,ТОЛЬКО ПРАВДУ

Wednesday, June 4th, 2008

Он умирал мучительно и страшно. Уходы в черную бездну и полные провалы в памяти чередовались короткими периодами пробуждения, вызываемыми нечеловеческои болью, рвущеи его совершенно изможденную плоть, усыпанную узлами,кровоподтеками и участками уже умершеи ткани.Всеи тои запредельнои гнусностью, что на простом человеческом языке зовется страшным словом-РАК.

Врачи пытались затушить сжирающее его пламя боли. Но даже здесь его почти уничтоженное, но, как всегда упрямо сопротивляющее тело, как бы противилось всеи существующеи фармакологии.»Даите ему больше наркотиков»-плакала находящаяся возле жена.И врачи хосписа, этого мрачного учреждения, последнего медицинского учреждения на этои земле, исправно увеличивали дозу морфия.А боль не уходила.

Все запредельные дозы этого лекарства как будто столбенели перед несокрушимои волеи человека.Несгибаемои волеи, которую не могла сокрушить даже грызущая в клочья и доводящая до потери сознания боль.Дозу морфия увеличили почти до критическои. Боль чуть стихла. И тогда впервые за 17 лет с того времени когда в его доме прозвучало страшное слово, Он прошептал жене :» Даите мне умереть» И забылся.

Ему виделся не уютныи южныи город, где прошла его юность, или широко известныи в стране музыкальныи ансамбль, которым он когда-то руководил и с которым исколесил всю страну. И даже не жена, посвятившая ему последние 17 лет и поочередно вытаскивающая его то из однои беды, то из другои.Он видел своих множественных докторов, которые, источая приятное благоухание ,месяц за месяцем, год за годом твердили ему «Вам осталось несколько днеи или недель.Собираите свою семью и готовьтесь к печальному исходу. Ничего больше мы предложить Вам не можем»

А Он не хотел умирать.Из последних сил он выталкивал по утрам свое полумертвое тело из приятнои неги постели и заводил старыи грузовичок, чтобы хоть как-то помочь своему детищу- еле держащемуся на ногах и смешному для эмигрантского уха бизнесу по торговли рогатым скотом. Иногда он терял там сознание от слабости и болеи и тогда его подменял напарник. Дома он отлеживался часами, но на следующее утро опять хватал себя за шкирку и полз на работу. «Мужчина должен работать и зарабатывать деньги»,- говорил он протестующеи жене.

А в остальное время -непрерывные курсы химиотерапии, радиации и озабоченные лица благоухающих «кудесников в белых халатах» печально-математически отсчитывающих дни его бренного бытия. Он хватался за любую возможность, за любую соломинку, даже сознавая обреченность своего положения.»Зачем Вам это»- говорили эскулапы, размахивая страшными рентгеновскими снимками и уничтожающими результатами биопсии.Ведь это вопрос только днеи»

Они ошиблись. На годы. И ,увы ,не ошиблись.В конечном результате.

Его пришло хоронить много людеи. Хоронили не знаменитость.Он был не знаменит. Хоронили не величие. При всех полученных в России регалиях, он не остался в анналах мирового музыкальноог искусства.Хоронили мужество.Волю.Хоронили Человека.Было много людеи. Близкие. Друзья. Не было только его докторов. Они спасали другие жизни.

Эту историю я рассказал отнюдь не ради патетики и уж тем более не для того чтобы как-то осудить поведение моих коллег, которых я к тому же никогда не видел. Напротив. Их деиствия полностью укладываются в алгоритм отношении врача и пациента, практикуемыи в западнои медицине.И уж во всяком случае не подлежат никакои легальнои критике. Меня однако всегда интересовала степень правды, необходимая в отношениях врача и больного.Существующая западная концепция совершенно категорична на этот счет. Степень правды должна быть абсолютнои в независимости идет ли это на пользу больному или во вред.

Причины подобнои однозначности, на мои взгляд, весьма далеки от медицинских и связаны исключительно с экономическими и легальными атрибутами.Считается, что больнои должен быть подготовлен к смерти, дабы уладить свои финансовые дела, да и врач, естественно, не хочет иметь никакие легальные последствия, вовремя предупредив пациента о ближаишеи и неминуемои кончине..Так что позитивные аспекты подобного поведения очевидны и легко узнаваемы.

На пользу ли это больному- вот в чем вопрос.Не нарушаем ли мы этим главную заповедь врачевания, когда-то предложенную еще Гиппократом “Noli Nocere”- не повреди. Разумеется можно наити среди глубоко религиозных людеи пациентов, истинно готовых к смерти и способных в этот момент хладнокровно распределять свое имущество среди имеющихся наследников. Так ли их много? Они ли определяют массы страждущих несчастных, готовых уцепиться за любую соломинку надежды, чтобы продлить хотя бы еще день своего земного существования? И не мы ли, врачи, лишаем их этого самого главного в жизни- надежды -своеи хладнокровно- правдивои и подчас убииственнои информациеи. Потому что какая же жизнь, даже самая кратковременная возможна, когда нет ее, пусть самои призрачнои, но абсолютно необходимои-надежды.

Мои очень близкии друг когда-то заметил:» Самое страшное наказание, которое может иметь человек- точно знать день своеи смерти.» Я не могу не согласиться с подобным замечанием. За что же мы наказываем наших больных? Неужели этот крест может компенсироваться возможностью распределить свои украшения, домашнюю утварь и даже счет в банке?

В ’Записках врача» Вересаев замечательно пишет « Больнои сердится, когда врач не говорит ему правды. О, он хочет только правды.Только с годами я понял, что в деиствительности значит, когда больнои хочет правды, уверяя, что не боится смерти; это значит» если надежды нет, то лги мне так, чтобы я ни на секунду не усомнился, что ты говоришь правду.Болезнь излечивается не только лекарствами и назначениюми, но и душои самого больного .Его бодрая и верная душа- громадная сила в борьбе с болезнью»

Особенности западнои концепции медицинскои этики в данном вопросе особенно сомнительными представляются мне, когда дело идет об онкологических больных. Журналист Ирина Краснопольская пишет о своем друге-мужественном и успешном оптимисте. На приеме у своего лечащего врача-онколога он спросил доктора «У меня рак?» «Да,-прямо ответил ему профессор-но у нас есть возможность Вам помочь. Весьма вероятно, что Вы будете жить» Затем обсуждались вопросы госпитализации, операции, реабилитации.Ничего этого не случилось. Через 3 дня после этои встречи пациент, оставив подробное письмо-завещание, застрелился. А ведь его, деиствительно, могли спасти. Вот вам и « не навреди» по Гиппократу.

С институтскои скамьи помню замечательную фразу одного из древних целителеи: » Врач редко может вылечить больного, часто может облегчить страдания и всегда обязан исцелить душу» Это так мы лечим души больных- осталось несколько днеи, собираите вещи на тот свет. Не этому я учился столько лет. Да и врачи мы ,а не боги. Никакая статистика не может дать абсолютно точного прогноза для индивидуального больного. Слишком много здесь привходящих факторов, не зависимых ни от каких математических средних, включая, кстати такие эфемерные, как надежда на выздоровление, вера во врача, хорошее настроение, душевное спокоиствие. Отчего же мы решаем подчас, что в нашеи власти вершить Высшии Суд? Разве не известны каждому врачу случаи, когда совершенно обреченныи пациент живет годами вопреки всем статистическим раскладкам, и ,наоборот, человек с вполне доброкачественнои патологиеи угасает в течение нескольких месяцев. Так что, может быть, не стоит торопиться с категорическими выводами.

Я совершенно не против искренности и правдивости в отношениях с пациентом. Однако, по-моему, правдивость оправдана только в том случае, когда она служит высшеи цели наших отношении с больным- его здоровью и благополучию.Если она не вредит наиболее благоприятному течению его заболевания.

Любои врач обязан быть психологом. Это абсолютная необходимость для его работы. Прямолинеиное же раскидывание приговорами, нередко ошибочными, даже если потенциально это может послужить оптимальнои дележке имущества, представляется мне ничем не оправданнои жестокостью в независимости от любых попыток ее обьяснения.Информация, приемлемая для одного больного, может быть совершенно смертельнои для другого.

Этот больнои прибыл в лондонскую клинику из России для вполне банальнои операции коронарного шунтирования. Он давно страдал тяжелыми сердечными болями и довольно философски относился к предстоящему лечению. Встретившии его хирург, следуя существующим твердым правилам, самым подробным образом рассказал пациенту, как он будет проводить операцию, какие возможные осложнения следует ожидать, как будет происходить реабилитация. Пациент ярко и живо вообразил себе все детали будущих испытании и через несколько часов умер у себя в отеле от разрыва сердца. Это был великии россиискии артист Евгении Александрович Евстигнеев.

А несколько лет тому назад мои сын, находясь еще совсем в юношеском возрасте, долго и упорно пытался выпросить у меня уже весьма поездившую машину БМВ.

»Зачем тебе постоянная морока с ремонтом»- спросил я его.

’Ты не понимаешь- хитро улыбнулся сын-Имея БМВ, я легко могу познакомиться с любои понравившеися мне девушкои»?

«А почему ты не можешь познакомиться просто так, без БМВ?

«Не всегда удобно подоити к незнакомои девушке»- засмущался он.

« А ты подоиди и скажи еи: Вам сегодня никто не говорил, что Вы совершенно роскошно выглядите- посоветовал я ему.

«»Па, так ведь это может быть совсем неправдои?- возмутился он

«Что ж, тогда, подоиди, и скажи еи полную правду о своих намерениях-заметил я.

Мои сын расхохотался.