ХОРОШО. ОЧЕНЬ ХОРОШО. ЕЩЕ ЛУЧШЕ…

Wednesday, July 4th, 2007

Доктор Б. Бальсон

«Сюда я приехала из-за детей, потому что необходимо, чтобы им жилось лучше», – с жаром говорит моя пациентка. Лощено-холеный антураж собеседницы заставляет меня как-то усомниться в исключительности приезда по чадолюбивым показаниям. Однако упомянутая речевка преследует меня уже 20 лет. «Мы – из-за детей, если бы не дети…» Что-то типа болельщиков ЦСКА, если помните: «Спартак – параша, победа будет наша!» Я часто думаю: так наша ли победа?

Нет, конечно, наши дети живут лучше. Лучше ли дети? – вот в чем вопрос. Выиграна ли игра? Или отдельные удачные удары сменяются явными неудачами, а лихие спринтерские прорывы по краю омрачаются скучной игрой у собственных ворот. Игра идет. А результат? Всегда ли он победный? И если он всегда так хорош, откуда тогда потупленные взоры бабушек и дедушек, а часто и родителей, и краткие односложные ответы: “Ну, что вы хотите? Они же совсем американцы».

Подождите, разве это плохо? Разве именно не для этого в свое время мы судорожно собирали свой жалкий скарб в течение двух недель и радостно отдавали 800 рублей за голову, чтобы только возвратить «молоткастый, серпастый» паспорт. Значит, дело совсем не в том, что они приобретают правила, кодексы и моральные нормы, присущие американскому обществу, а в том, что они что-то теряют?

Поразмышлять по этому поводу меня заставило отнюдь не педагогическое образование (оно у меня нулевое) и даже не обширный родительский опыт (он у меня совсем не обширен). Я часто думаю об этих вопросах, поскольку по роду деятельности постоянно встречаюсь и общаюсь в офисе и в университете с «положительными» и с «отрицательных», по мнению общества, молодыми людьми и подростками. Консультирую «отрицательных, по мнению общества, пациентов, страдающих различными видами наркотических и алкогольных зависимостей. Молодые люди российского происхождения и коренные американцы – прилежные медицинские студенты и отрицательные наркоманы и алкоголики. Весьма широкая палитра возрастного среза общества, к которой любые обобщения применять как-то неудобно.

Вспомните, разве не говорили наши родители про нас: «Ну и поколение…» Да и возрастные мои спецификации (во всяком случае, я надеюсь) как-то не позволяют мне брюзжать по поводу молодежи. Разве не вижу я умные блестящие глаза многих моих студентов или друзей моего сына. Нет недостатка и в молодых талантах, ежегодно осаждающих наиболее престижные университеты страны. И не глупее нас наши дети. Наоборот, иногда практичнее. Так что есть счастливые моменты в нашей жизненной игре, и не всегда мы пропускаем мячи.

Речь не о том – и все же, все же, все же… Откуда тогда грустные глаза бабушек, а нередко и родителей. Что за этим стоит? Растущая отдаленность или языковой барьер, подростковый максимализм или непреодолимое влечение к конформизму – быть как все, внутреннее желание быть независимым и естественная возрастная финансовая зависимость.

Оставим, однако, счастливые семьи. Они, согласно Толстому, счастливы одинаково. Поговорим о несчастливых, которые, по классику, должны быть несчастливы по-разному. Диапазон действительно широк. Проблемы в семье, в школе, нежелание учиться, работать, наркотические зависимости, элементарное пьянство – да разве все перечислишь! И все же: можно ли найти общий знаменатель возникающих проблем? Существует ли он при подобном их разнообразии?

Мне кажется, что ответ на этот вопрос мне дало длительное общение с подростками, страдающими наркотическими и алкогольными зависимостями. Очень разные люди – совсем еще дети и уже взрослые. Из обеспеченных семей и бедных. Имеющие разное этническое происхождение. И у всех есть одно-единственное общее – полное исключение из словарного запаса понятия «надо» и повсеместное использование глагола «хочу». Хотел уколоться, не хотел учиться, хотелось попробовать. Мои жалкие попытки объяснить, что жизнь вообще не слишком часто принимает в расчет модификации глагола «хотеть» и гораздо больше основана на вариациях понятия «необходимость», как правило, наталкиваются на полную стену непонимания.

Разумеется, это экстремальные проявления, и дай Бог никому из моих читателей никогда не столкнуться с подобным несчастьем.

А теперь, «бабушки и дедушки, а также их родители», положа руку на сердце, готовы ли вы заявить, что эти проблемы не имеют ничего общего с нашими любимыми и очень даже «положительными» детьми? Что наши дети – подростки или взрослые – руководствуются приоритетом необходимости в жизни над временными аспектами желания?

А теперь гораздо более сложный вопрос – от Толстого к Герцену: «Кто виноват?» Может быть, мы? С нашими постоянными: «Им должно быть хорошо, лучше, совсем хорошо. У меня не было, так пусть у моих детей». Им действительно хорошо, действительно много лучше, много комфортнее, часто легче. А может быть, не так уж и хорошо, когда так хорошо? А что если мы пытаемся всучить нашим детям часто то, что им совсем не нужно? И в количествах просто несъедобных. Быть может, стоит вместо того, чтобы попрекать себя – «недодали», пытаться мыслить в категориях – «недоучили», «недовоспитали», «недоубедили». И вместо непрерывного изучения детских ассортиментов на тему: «А что мой ребенок хочет?» перейти на совсем иной: «Что ему действительно нужно? И нужно ли?»

Вот такое множество вопросов. Но разве можно найти однозначные ответы на важные жизненные проблемы? Здесь многое зависит от индивидуальных особенностей наших детей, обстоятельств жизни и, конечно, от нас. Какие мы родители? Насколько мы овладели этой профессией. А это – отдельная профессия и гораздо более сложная, чем профессия адвоката, врача или компьютерщика. И ничуть не менее ответственная. Только работа по этой профессии, как правило, у нас имеется – а квалификация?

А идея написать заметку по этому поводу пришла мне в голову вчера в просторном современном лифте одного из зданий Бостонского университета. Лифт, как всегда, медленно и тоскливо поднимался ко мне в клинику на 5-ый этаж, а я внимательно разглядывал пятилетнее белокурое существо, путешествующее со мной в лифте в сопровождении матери. Девчушка была очаровательна: голубые глаза, правильные черты лица и пышные вьющиеся светлые волосы. Прелестный образ Сильфиды усиливался белой юбочкой типа балетной пачки и желтой футболкой с надписью, сделанной голубыми латинскими буквами: «Ангел + принцесса». Девчушка была вовлечена в дебаты с мамой, держащей в руке коричневый бумажный пакетик из «Dunkin Donuts».

«Хочу кексик!» – настойчиво причитала Сильфида, всякий раз наталкиваясь на возражения матери о том, что там орешки, к которым у ребенка аллергия. Лифт медленно полз по проему, вбирая в себя все новые группы пассажиров, а полемика мамы и дочки продолжалась. Наконец, не выдержав, «ангел + принцесса» хлопнулась на пол и начала активно сучить ножками, оглашая лифт воплями: «Давай кексик!»

Лифт остановился на пятом этаже, и пассажиры совместно с матерью принялись выволакивать в коридор разбушевавшегося «ангела» под истошные крики: «Кексик хочу!» Я подумал, а пройдет ли это у принцессы, и мысленно пожелал этого ее маме. Однако времени обдумывать не было. Мне НАДО было бежать к себе на работу.